— Ну, теперь, я думаю, вы начали понимать ужас этого места. Он присущ самой его атмосфере, он вкраплен даже в стены! Там, внизу, приклеенный к стенам, и в других местах, замурованный людьми, не желающими лицезреть его, — живет ужас. А там, наверху, — он поднял глаза к основанию стального диска, покрытого плитами, — по другую сторону этих безумных циклопических Врат, там его еще больше. Целый мир ужаса, и насколько нам известно, живой мир!

Майор вытер рот.

— Я видел по вашим глазам, вы подумали, что я не в себе, — продолжал Лучев. — Да, это действительно так! Неужели вы думаете, что я полез бы сюда, если бы был абсолютно нормален?

Майор кашлянул в кулак и снова пробормотал.

— Боже мой! Боже мой!

— Бог — это, конечно, хорошо, — кивнул Лучев и уже без злости добавил:

— Но на что Ему это проклятое место, а? — Он покачал головой. — Боюсь, что оно Ему совсем не нужно. И чем дальше, тем более безбожным оно становится.

Даже не пытаясь что-либо ответить, майор продолжал судорожно цепляться за скобы люка.

Ниже кальдеры древнего вулкана, в месте, не похожем на подземный Печорск, и на расстоянии в целую вселенную от него — там лава была изрыта червоточинами ходов, и стены покрыты налетом серы, — века назад раскаленный газ выдул в магме пещеру, словно пузырек в шоколаде; жидкая начинка планеты сначала вылилась наружу, а потом создала прочную паучью сеть каналов в теле скалы — именно в этом месте чудовищный лорд Шайтан устроил свое “жилище” в незапамятные времена. И здесь же всего четыре года назад его потомок — Вамфир Шайтис обнаружил его живым и невредимым.

И сейчас Шайтис стоял, словно изваяние, на древнем конической формы выступе застывшей лавы, под пляшущими всполохами сияния небесной сферы, лишь изредка перечеркиваемой шрамом метеорита-самоубийцы, высокий, но совсем незаметный на фоне темной, ощетинившейся клыками обломанных стен верхней части кальдеры, и смотрел на юг, на далекий размытый горизонт. Он думал о планах своего предка Шайтана — и о своих собственных. Они во многом совпадали, но не всегда и не во всем. Тщательно укрывая свои мысли, Шайтис вспомнил весь свой путь с Темной стороны сюда, на край земли, через неприветливый, полный айсбергов океан и обширные, обдуваемые всеми ветрами пустыни. Он и прочие, пережившие гнев Обитателя: гигант Фесс, ужасный Вольш, коренастый Аркис и их рабы, — все они прилетели сюда, добровольно сослали себя, спасая существование своего вампира, — ведь его гибель была для них более ужасна, чем смерть просто человека. Ведь человек знает, что смертен, что рано или поздно он должен умереть, а вампир — вампир существо бессмертное.

Да, четыре года...

Когда мерзкий Вольш, ходячий гнойник, принял свою смерть от ужасного боевого зверя Шайтана, Шайтис предал своих соратников: Аркиса-Прокаженного, по прозвищу Мордоворот, и гиганта Фесса Ференца во власть Шайтана Нерожденного, и тогда этот неописуемый монстр наконец-то удостоил его возможности услышать свой голос и лицезреть его самого!

Даже теперь Шайтис не мог не содрогаться, вспоминая, как все случилось. Быстрое, как молния, беззвучное как тень сифонорылое (так называл про себя этих тварей Шайтис)... Аркис, пронзенный рылом этой твари, вздернутый на цыпочки, а затем рухнувший на чудовищную костяную пилу-рыло, которое пронзило его до самого сердца, так что глаза вылезли из орбит, а щеки раздувались и опадали будто мехи, выпуская наружу красивый, влажный, алый туман. Очень красивый туман жизни, который сифонорылый монстр Шайтана жадно глотал, боясь потерять хоть каплю. Гигант Фесс, яростно кружащий вокруг Шайтиса, намереваясь вырвать сердце из его груди. Но тут Шайтан вытек из темноты потоком зла, обвил неистового Вамфира пучком щупалец, а подоспевший вовремя Шайтис взмахнул боевой рукавицей, чтобы разнести его голову вдребезги.

И еще одна финальная сцена, которая и по сей день свежа в памяти Шайтиса, свежа, словно дымящаяся кровь: огромное тело Ференца, судорожно дергающееся в стальных объятиях Шайтана. Наконец конвульсии гиганта прекратились, и эластичные, как у кобры, челюсти откусили его голову. И Шайтиса обожгла мысль: вот уж воистину врата ада! Этот мой так называемый “предок” опустошил голову Ференца, словно крыса, которая высасывает украденное яйцо.

— Тебе тоже достанется, само собой! — сказал Шайтан. Его глаза малинового цвета в желтых глазницах уставились на Шайтиса из-под черной морщинистой плоти его коброобразного “капюшона”. — Мое создание высосало его кровь — для дальнейшего хранения, ты же понимаешь, — а я высосал его мозг. Но ты заметь, что самое вкусное мы оставили тебе.

Сказав это, он сделал попытку приблизиться к Шайтису, сделал два шлепающих шага и плюхнулся у его ног. Шайтис, конечно же, прекрасно понял, что Шайтан имел в виду. Ведь оба они прекрасно знали, что в огромном, бледном, обезвоженном теле Ференца его вампир (О! Сладчайшее из сладчайших лакомств!) затаился в надежде, что его не заметят.

— Присоединишься ко мне? — пробулькал Шайтан, приглашая, потом выдернул Аркиса из клюва сифонорылого и швырнул его на застывшую лаву — пол пещеры, навалился сверху и начал искать его обезумевшего от страха, пытающегося спастись паразита.

Все произошедшее обескуражило Шайтиса, впрочем — не надолго. Прежде всего он был Вамфиром, и все это было делом нормальным. И, конечно же, кровь была жизнь. Обед с Шайтаном мог укрепить нечто вроде союза между ними. Должен был.

А потом... Потом много чего случилось. Все события перемешались. Множество разрозненных сцен и разговоров будто острыми кромками зацепились в мозгу Шайтиса, в его памяти. Когда пронизывающие ветры, словно посланцы холодных, залитых светом голубых звезд и северного сияния пустыни, принесли с собой снежных дьяволов, яростно круживших вокруг остовов разграбленных ледовых замков — могил древних Вамфири, Шайтис попытался расположить все эти фрагменты в хронологическом порядке, или хотя бы, отложив все это на потом, отделить их друг от друга.

Мастерская Шайтана находилась непосредственно в теле вулкана, в пещерах, на невидимом северном склоне, куда он повел Шайтиса на экскурсию вскоре после его прихода.

Сначала они побывали в высоких украшенных сталактитами обширных пещерах — с ледяными окнами, причудливо искажающими окружающий пейзаж крыши мира; там были глубокие ямы, вырытые в вечной мерзлоте, куда Шайтан имел обыкновение заключать плоды своих неудачных опытов. Сама же мастерская была похожа на все мастерские Вамфири. Шайтис сам был мастером подобного метаморфизма, искусства создания различных существ; во всяком случае, он считал себя таковым, пока не увидел работу своего предка.

Глядя на один такой образчик сквозь чистый, как вода, лед, он сообщил Шайтану, что об этом думает.

— Одного этого достаточно, чтобы снова осудить и изгнать тебя или даже уничтожить, будь мы снова на Темной стороне, во времена, когда власть принадлежала Старым Вамфири. Ведь эта тварь имеет детородные органы, а это всегда было запрещено!

— Да, черт побери, — ответил Шайтан, кивнув своим капюшоном. — Увы, воспроизводство, акт спаривания, его созерцание приводит этих тварей в неистовство. Даже одно обладание такими органами. Я создал для него самку, которую он сразу же растерзал! Но даже если бы она выжила и принесла потомство, что с того? Я не уверен, что он дал бы приплоду выжить, а не сожрал бы его при первом удобном случае. Ты только посмотри на него — а ведь это еще подросток! Все это столь неуправляемо, что мне пришлось заморозить его. Моя ошибка в том, что я создал его самцом. Самец полон гордыни, а это — беда. То же самое, конечно, и у людей...

— А следовательно, и у Вамфири, — сказал Шайтис.

— Больше чем справедливо! — воскликнул Шайтан. — Все их порывы сильнее в десять раз!

— Но они не разрывают своих одалисок в клочья. Разве что иногда.

— Скорее дурачат их, — сказал Шайтан. — Потому что если можешь жить вечно, то какой смысл размножаться? Ведь в один прекрасный день твоя собственная плоть может поработить или уничтожить тебя!