— А именно? — глянул на него Шайтис.

— Там будет пусто. Ошметки плоти и дыра в ледяном коконе, через которую был высосан очередной древний лорд.

И он оказался прав. Добравшись до трона из черной лавы наверху, они увидели, что он пуст, а от ледяной оболочки осталась лишь груда ледяных черепков. Там и сям можно было найти ошметки плоти, такие древние, что они рассыпались от прикосновения. Это было все.

Шайтис опустился на колени и стал внимательно изучать сколотый край основания ледяного яйца. Он вскоре нашел то, что искал: желобки, оставшиеся от множества высверленных отверстий; сколотые края казались зубчатыми. Эти канавки устремлялись к углублению в лаве. Шайтис поглядел на Фесса и Аркиса и хмуро кивнул.

— Тот, кто сотворил этот кошмар, мог высосать этого неведомого лорда, как желток из яйца. Но тут лед был тонок, и он сделал по-другому. Он насверлил по всему кругу отверстия, а потом вскрыл ледяной купол и расколотил его.

— Я не ослышался? — переспросил Фесс. — Ты сказал “этот кошмар”?

Шайтис поглядел на него, потом на Аркиса.

— Я Вамфир, — прорычал он низким голосом. — Вы хорошо меня знаете. Меня никак не назовешь жалостливым. Я горжусь и своей мощью, и яростью, и неуемной похотью, и прожорливостью. Но тот, кто сделал это, даже если он и был вампиром, меня ужасает. Весь кошмар в том, что он не делает этого открыто, а таится, скрывая свои намерения, как подосланный убийца. О да, я — Вамфир! И если мне не удастся выбраться из Ледников, я тоже буду измышлять разные способы прокормиться и защитить свое жилище. И я тоже буду скрытным, неуловимым и злобным, если потребуется. Но разве вы еще не поняли? Кто-то уже проделал псе это до нас. Это чья-то охотничья территория, и жертвы — сами Вамфири! Это и есть тот кошмар, о котором я говорил. Тут даже воздух дышит злом. Более того, мне кажется, что это — зло ради зла!

Шайтис опомнился. Он готов был откусить собственный язык. Но что толку! Он уже сказал — или намекнул — слишком много. Но его так давила атмосфера этого места и настолько были взвинчены нервы, что он не мог себе представить, чтобы кто-то не ощущал того же, что и он.

Аркис слушал Шайтиса с открытым ртом. Наконец он захлопнул его и пробурчал:

— Ха! Речи тебе всегда удавались, Шайтис. Я ведь, скажу тебе, тоже что-то эдакое чую в этих краях, как-то они давят. Мне стало прямо не по себе, когда я набрел на эти ступени в крови и увидел обломки панциря моего боевого зверя там, наверху, в пещере; да и потом, когда я увидел, что пропали тела моих рабов Ларгази, — тоже. Тела были хоть куда, даром что без крови, и я их хорошо спрятал во льду. Такие дурацкие мысли от всего этого появляются, словно за тобой кто-то наблюдает и каждый шаг видит, как будто он прямо в мозгу твоем сидит. Или, может, у этих ледяных замков есть глаза и уши?

Следом высказался и Ференц:

— Не буду отрицать, я тоже почувствовал что-то таинственное в этих краях. Мне кажется, это не более чем духи, останки былого, выпавшее в осадок время. Эхо того, что ушло навсегда. Сами видите: здесь не встретишь следов недавних событий. Абсолютно никаких. Что бы здесь ни произошло, все это было давно, очень давно.

— А мой боевой зверь? — фыркнул Аркис. — А близнецы Ларгази?

Фесс пожал плечами:

— Какой-то вороватый ледовый зверь украл их. Может быть, он сродни той бледной погани с костяным рылом.

Шайтис стряхнул с себя подавленность и хмурь, которая внезапно окутала его, ощутимая, как зловещая вязкая пелена тумана. Ференц был прав лишь отчасти, но его ответ устраивал Шайтиса, его устраивало, чтобы они оба так думали. Он счел уместным добавить:

— Но тогда, раз тут нет, во всяком случае, больше нет никакого коварного разума, какой нам смысл идти к этому вулкану?

Снова Фесс пожал плечами.

— Лучше все же убедиться, верно? — сказал он. — И потом, если этот коварный разум тут действовал, пусть и очень давно, могут ведь остаться какие-то из его приспособлений где-то в глубинах этих туннелей. Ясно одно: чтобы узнать, как обстоит все на самом деле, нужно пойти и разобраться.

— Тогда пошли? — нетерпеливо предложил Аркис.

— Я за то, чтобы сперва поспать, — возразил Шайтис. — По крайней мере, я сегодня более чем достаточно был на ногах, так что благодарю покорно. Предпочитаю отправляться к вулкану со свежими силами и полным брюхом. Да и потом, скоро разгорится утренняя заря. Это будет добрая примета, пусть небеса осветят наш путь.

— Я-то не против, Шайтис, — проворчал Ференц, — но где тут улечься?

— А тут чем плохо? — ответил Шайтис. — Каждый отыщет себе грот, но так, чтобы можно было докричаться в случае нужды.

— Годится, — кивнул Аркис.

Они разбрелись, каждый нашел себе в ледяных чертогах углубление или нишу, так, чтобы никто не мог подобраться незамеченным, и все улеглись спать.

Шайтис хотел было опять позвать теплое живое одеяло из альбиносов, но потом передумал, Фесс и Аркис могут удивиться, почему летучие мыши слушаются лишь его. В самом деле, почему? Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Во всяком случае, сейчас.

Он завернулся в свой черный плащ из меха летучих мышей и погрыз кусок мяса своего летуна. Оно было не слишком вкусным, но голод утоляло. Оставив открытым один глаз и посматривая в сторону Аркиса и Фесса, он вздохнул: “Ладно, еще придет время настоящей еды!”

Да, Фесс и Аркис. Добрая жратва. Наверняка они думают точно так же о нем.

Он свернулся клубком и задышал глубже. Алый глаз медленно вращался, осматривая пещеру. Сны стали наплывать на него...

Глава 5Кровная связь

Шайтис, лорд Вамфири, спал, погруженный в волшебные грезы. Как часто бывает во сне, его видения были сотканы из обрывков отдельных сцен, которые иногда поддавались объяснению, а иногда — нет. Хотя, пожалуй, все они отражали одно — просыпающееся честолюбие Шайтиса. Фантазии сами по себе всплывали из темных глубин подсознания Шайтиса, превращаясь в живые конкретные сцены.

Вот Шайтис дает парадный прием. Это момент его триумфа, его славы. Леди Карен, обнаженная, стоит между его бедрами на коленях, лаская его, время от времени прижимая разгоряченную плоть к своим прохладным грудям. Он утопает в роскошных подушках на троне Драмала в замке-гнезде Карен, последнем великом замке Вамфири, уцелевшем после великой битвы и по праву победителя наконец-то перешедшем к Шайтису вместе со всеми его обитателями. Замок, которым он волен распоряжаться: либо пользоваться им, либо разрушить, как и когда пожелает...

А высоко над взметнувшимися на тысячеметровую высоту контрфорсами, башнями и балконами замка, сооруженного из окаменевших костей, хрящей и сухожилий и каменных глыб, все новые звезды высыпают на темнеющее небо, присоединяясь к сиявшим ранее. Солнце, уходящее на Светлую сторону, еще дарило свои лучи, и на мгновение зубцы и башни пограничной горной гряды окунаются в топленое золото, постепенно сменяющееся пурпуром, и наконец становятся серыми.

Следом за тем, подобно потоку лавы, темнота хлынула с гор, поглощая просторы Темной стороны. Солнце закатилось. Настал момент, которого Шайтис ждал так долго и с таким нетерпением: момент величайшего триумфа и мести.

По его сигналу рабы выбросили из окон тяжелые тканые портьеры и срезали вымпелы с гербами Карен; те, скручиваясь и скользя в струях воздуха, канули во тьму. На их место взлетели более длинные, сужающиеся к концу вымпелы с новой эмблемой Шайтиса: боевая рукавица Вамфири со сжатыми в кулак пальцами угрожающе взметнулась над сияющей сферой, обозначающей Врата, ведущие в Адские Края. Вымпелы затрепетали на ветру высоко над башнями замка.

Шайтис повернулся к присутствующим в зале и прорычал:

— Все, чего я желал, свершилось.

Он горделиво осмотрелся, словно бросая вызов всем, кто осмелится противостоять ему в этот великий час. Но в глубине души Шайтис сознавал, что не может приписывать победу себе одному: один он бы не справился с мощью и странной магией Обитателя. Нет, ему понадобилась помощь, чтобы это свершилось.